|
|||
|
|||
|
|||
|
Критики о Лабасе
|
Присущее Лабасу точное знание того, что он делает, основано на научном изучении законов цвета, пространства, серьезном профессиональном владении мастерством. С первых лет своей художественной практики он начисто отвергает в работе всякую случайность, стремится к высокому качественному уровню произведений. Что касается Лабаса, то его «Красные партизаны» или «Рабочие в дни Октября» - может быть, наиболее яркое пластическое выражение первой эпохи революции. Эти художники не довольствуются ветхими формами передвижников, они знают, что палитра – не объектив фотоаппарата, они ищут и они изобретают,- они нашли органический синтез формы и содержания. Насыщенность всеми ритмами и всеми кривыми урбанизма, его стремительной техники, оформляется у Лабаса методами молодого искусства, дифференцированного, часто сложного, нередко путанного, но беспримесного по своей подлинности и общедоступного по результатам. Это очень важно и очень хорошо. Лабас нигде не темнит и не абракадабрит. У него есть неудачи, но нет тупика. Cледует отметить самостоятельность творческого пути Лабаса. В своих поисках цвета и формы он избежал даже сезаннизма, через который в той или иной степени, на том или ином этапе прошли почти все современные живописцы. Освоение технических приемов и завоеваний Запада, преимущественно французской школы, в нем настолько органично, что является весьма затруднительным определить, от какого именно живописного течения он ведет свою генеалогию, разве только можно отметить весьма отдаленную связь с Писсаро в каком-то причудливом сочетании ( в передаче воздуха) с нашим Якуловым. Для первого периода его творчества характерен экспрессионизм, но этот экспрессионизм лишен того литературно-аллегорического налета, который отличает немецкий экспрессионизм, оказавший известное влияние на остовцев. Если в некоторых его вещах и чувствуется графичность, то во всяком случае она лишена той сухости, которая характерна для немецкого экспрессионизма, и не приходит в коллизию с живописью: его твердый рисунок, выполняя ритмические функции, служит вместе с тем как бы костяком, придающим его картинам мужественность – характерная черта его творчества – и в то же время особенную остроту, подчеркивая по контрасту важнейшие переливы колорита. «Художник – это человек, который видит то, что не видит никто, но что насущно и важно знать всем» - это Толстой. Для нас «насущно и важно» понять, скажем, новую эстетику мира, его новый пейзаж, одухотворенность техносферы, что создал человек не только на земле, но и в космосе, где, как в парящей мастерской, неделями работают сегодня люди. Как притягателен этот мир для художника! Помню, года два назад на выставке Александра Лабаса я увидел, как в старой своей картине «Едут» он сумел так нарисовать последний вагон поезда в пространстве, что, поддержанный стремительной линией дороги, он как бы взлетел в небо. Еще более поразителен был его эскалатор в метро. Может быть, впервые он увидел в нем «то, что не видит никто». По трем туго набитым линиям эскалатора толпы людские поднимались вверх – к какой-то светлой сфере, имеющей и реальную мотивировку свода метро и вместе с тем властно вызывающей мысль о земном шаре: перед нами двигалось как бы само человечество. Лабас, в сущности, всегда остается задумчивым и несколько наивным мечтателем, склонным – что бы и как бы он ни живописал – к романтическому созерцанию. В своих лирических размышлениях о современности он – порою даже невольно, без программной заданности, видоизменяет ее реальный облик, смягчает и поэтизирует его. В таком образном ключе – очень человечном - художник осваивает новшества современной цивилизации. Ведущие качества ОСТовского направления – острота видения, поэзия техники и города – получают у Лабаса мечтательно-романтическую трактовку. Его монтажи – сказки с милой, сердечной добротой и с лирической проникновенностью -превращают нынешний деловитый, строгий и быстро изменчивый мир в улыбающийся, отзывчивый и вполне (даже демонстративно!) традиционный персонаж «саги ХХ века», убежденно наследующий все предшествующие акты «человеческой комедии»… Лабас пишет удивление. Работа «фильтрует» экспрессию момента, открывая для зрителя новые возможности активного лирического восприятия мира. Мы ощущаем, как за художника «цеплялся» ветер, линия горизонта, дюны. Мы – с ним. Мы - он…. Я не уверяю, что сегодня нет мастера, который так бы чувствовал акварель, как Лабас, но уверен в этом. Тающая прозрачность цвета, точная капризность контура пятна, манящая белизна листа бумаги – акварель в ее классическом, тернеровском обличьи (а в нашем веке – Р.Дюфи и П.Клее) вполне устраивает его как язык живописи. Последовательность, серьезность, настойчивость в работе сочетаются у Лабаса с живым ощущением мира, это удивительно органичный художник. И еще одно качество, вне которого невозможно понять Лабаса и которое в чем-то объясняет его творчество. Весь смысл жизни для него сосредоточен в искусстве. Ее полноту он ощущает только тогда, когда занят живописью. Тут проявляется одержимость, неуемность его натуры и таланта. Стремление понять и открыть нечто новое, что существует в его душе и мыслях и что надо найти и выразить в поэтических образах, постоянно волнует его. Оно заставляет с напряжением, не замечая окружающих тягот и трудностей, работать, добиваться новых пластических решений. В этом постоянном горении, полной отдачей своему делу, ставшему единственным призванием, - весь Лабас, художник, щедро одаренный природой и неустанно, напряженным трудом развивающий и углубляющий свой талант. Движение для художника означает, прежде всего, перемещение в иное пространство, даже если это не аэроплан, а всего лишь лебедка, везущая маляра наверх, но все равно оторвавшая его от земли. Можно сказать, что художник «писал невесомость» задолго до того, как это слово уже в прямом смысле вошло в наш обиход. Как ни у кого в творчестве Александра Лабаса счастливо сочетаются бурлящая энергия двадцатого века, его неудержимый ритм, пафос созидания – с изысканной тонкой манерой, с неизбывным ощущением радости жизни, - и мы признаем Александра Лабаса одним из лучших отечественных мастеров прошедшего столетия. Неповторимую притягательность миру образов Александра Лабаса сообщает качество, свойственное только или, по крайности, в наибольшей мере, ему. Среди художников, увлеченных сходными темами, он – мастер особого рода решений. Он вовсе не вырисовывает в деталях дирижабль или паровоз, он пишет ощущение чуда, скорости, полета. Пишет не «машину», но словно бы ее человеческие последствия. Для этого ему и нужна тончайшая живопись, творящая впечатление полного света и цвета динамического пространства, обнимающего, поднимающего все, что внутри его, - людей, объекты, машины и, кажется, саму землю. Той же романтической просветленностью, без тени, однако, плакатного пафоса, полны декоративные росписи Лабаса, его эскизы сценического оформления и, конечно, его портреты. Что же все это было во времена, зажатые в кулаке сталинской власти? Подобно многим художникам, так или иначе наследовавшим культурные и гуманистические традиции, духовные и художественные ценности большого искусства Европы и России, Александр Лабас всем своим светлым творчеством словно бы выдает аванс идее революционного обновления «старого мира». «Новый мир» в лице советского идеологического чиновника, искусствоведа-критика «в штатском» этот аванс не воспринял, не оценил надежды и веры художника, припечатав его клеймом «формалиста», жестко ограничив в возможностях работы и заработка и, что не менее болезненно, также в возможностях выставлять свои произведения и свободно общаться со зрителями. Работы Лабаса наполняет удивительное ощущение свободы и нестесненного дыхания, художник творит иной масштаб бытия, где стерты все земные пределы, а несбыточные мечтания обретают характер философской стратегии… Смазанные силуэты, плывущие и умножаемые контуры, проницаемость границ предметных форм, растворяющихся в подвижной среде и вновь из нее возникающих,- в его работах материя утрачивает свою косность, становясь частью единого светоносного пространственного «вещества». Его произведения погружают зрителя в мир, сотканный из динамических ощущений, пребывающий в постоянном развитии и становлении, обнаруживая параллели с концепцией длительности Анри Бергсона: «Не существует формы, так как Форма – это неподвижность, а реальность – движение. Реальное – это постоянная изменчивость формы; форма есть только мгновенный снимок с перехода»…. Стремительный натиск сталкивающихся красочных созвучий разрывает поверхность холста, преодолевая его плоскостность. Живописные стихии пронизаны ритмикой нарастания и приглушения оркестровых звучаний, преображенная материя, растекаясь, трансформируется в формы-знаки, формы-следы и вновь плавится, низвергаясь широкими потоками. Свободный «скользящий» синтез абстракции и фигуративности, нелинейных ассоциаций и безупречной логики порождает образ исповедуемого художником космического всеединства, где Океан еще не отделен от Суши, а галактические просторы свободны от гравитации. Пожалуй, никто из художников не ощущал столь остро свою принадлежность огромной, необъятной Вселенной, не исповедовал так истово идею космического всеединства… Объять художественной мыслью Вселенную – удивительная творческая смелость… Дерзновенный жест темпераментного покорителя пространства и времени – Александра Лабаса. Александр Лабас – ровесник переломного ХХ века, привнесшего в культуру и искусство ростки нового космического мышления. Это была эпоха полного переворота в сознании, когда меняется не только отношение человека к миру, но и его представление о человеческой жизни…Сложный период, заставивший личность, с одной стороны, почувствовать себя песчинкой в холодном беспредельном пространстве, а с другой – породивший новую философскую традицию, согласно которой «человек родствен и подобен Космосу, но не потому, что он дробная часть Космоса, а потому, что он сам целый Космос и одного с Космосом состава» (Н.Бердяев) Тема произведений Лабаса – не только пространство, но и средства его пересечения. Его же собственным средством пересечения пространства остается искусство. 20-е и 30-е годы ХХ столетия – время абсолютного доверия языку артистического действия. И когда мы говорим, что художник создает мир, эти слова совсем не обязательно могут пониматься как еще одна метафора. Потому что художественные действия – это прямые действия, результаты личного усилия, а не договора с культурной средой. Это понимание того, что сотворение мира происходит постоянно. А мир не может быть сотворен в результате соглашения, Мир не может быть ограничен никаким договором. Эмоциональное содержание работ Лабаса лежит в очень широком диапазоне: от ангельской просветленности «В кабине аэроплана» до эсхатологического драматизма «Ночи в Октябре», от отчетливой репортажности тревоги в военном небе над Москвой 1941 года до неба 70-х, точнее, до неба какого-то неясного времени, в котором летают крылатые существа – странные прообразы героев в стиле киберпанк. Перед художником прошел весь ХХ век. Менялись сюжеты, изобразительные средства, менялось настроение его картин. Но всегда в его работах присутствовала тема, которая сегодня, в начале ХХ1 столетия, представляется особенно важной. действующего лица всякой истории. Самое главное, о чем говорит Александр Лабас – это не только о пространстве и времени и способах их пересечения. Это о человеке. Именно человек обладает средствами, которые дают ему возможность свободно пересекать пространство и время. Он совершает движение в мире, и поэтому все происходит. Только человек обладает способностью «быть» и появляться в качестве основного А.Балашов. |
↑ Наверх