С Владимиром Яхонтовым я познакомился еще в начале 20-х годов. Он был необычайно интересным юношей артистического склада, с очень выразительным и умным лицом, зоркими глазами, строгими,вразлет, бровями, прекрасно очерченным ртом, прямым носом, простым и элегантным движением всей мужественной фигуры. У него было бледное лицо, но вместе с тем это было лицо сильного и здорового человека. Эта сила подчеркивала его серьезность, и удивительно чувствовалась во всем его облике. Свободно наброшенный плащ также ему очень подходил: он напоминал литературного героя прошлых времен. Я сразу почувствовал его талант и масштаб.
В своем искусстве Володя был беспощаден к себе, необыкновенно требователен в поисках своих решений, он был горяч и темпераментен, все творил вдохновенно, с полной отдачей. Дни и ночи он работал везде: дома, на улице, когда встречался с людьми, разговаривал. Он читал иногда часами, вслушиваясь в каждое свое слово, интонацию, иногда останавливался и два-три раза повторял, выискивал едва уловимые нюансы в сказанном. Часто он приходил ко мне и, когда мы начинали говорить об искусстве, забывая все на свете, наши разговоры длились без конца - всю ночь, а утром он уходил.
В начале нашей дружбы он был еще студентом, учился у Е.Вахтангова и восторженно о нем отзывался. Володя часто делился со мной своими переживаниями. Он был способен полностью переключаться, казалось иногда, что он вовсе забывает, что его окружают люди, даже самые близкие ему. Так он был поглощен миром, в котором жил в тот час, своим творческим состоянием. Я часто видел, как он порой как будто просыпался и удивлялся людям, обстановке, которые забывались им абсолютно. Он радовался им, как будто встречался с друзьями после долгого отъезда.
Я это все в нем наблюдал, и мне это было понятно. И я тоже, но несколько по-иному, с головой уходил от всего в свой мир, в свое искусство.
Я знал мать Володи, она была медицинским работником и жила на Кузнецком мосту во дворе, в старом небольшом флигеле. Володя жил без отца, с которым мать его разошлась.
Володя иногда терял грань между реальностью и иллюзией: то он был сам собой, со своим характером и в своей естественной обстановке, и вдруг перевоплощался - тогда он уже был актер Владимир Яхонтов. Словом, в жизни у него иногда так бывало, что незаметно для себя он переходил эту грань и начинал играть. Владимир Яхонтов мне был другом во все времена. Однажды он мне подарил книгу и написал: "Дорогому Шуре Лабасу. Ваш дом ВХУТЕМАСа овеян ветром неприкаянности, но он мне мил картинами Шуры и следом Хлебникова. Владимир Яхонтов".