Только что вернулся с похорон Надежда Андреевны Удальцовой, которую я всегда высоко ценил и с которой был очень много лет дружен. Я внимательно ее сегодня в последний раз рассмотрел, неподвижную, холодную и совсем уже побелевшую. Но черты ее лица, твердой линией отчеканенные, даже сейчас говорили о необычайной творческой энергии. Напряженные стыки лба и переносицы, красивая линия бровей, твердо отточенная линия губ - все это еще сохранило былую красоту молодости и гармонию. Видя ее в последний раз, я вспомнил Надежду Андреевну еще совсем молодой.
Она мне всегда очень нравилась, я всегда восхищался ее талантом. Мне приятна была ее какая-то особенная и милая улыбка, едва заметная усмешка, когда она говорила о противоположных художниках – «деловых», как она их называла. Замечательные и действительно необыкновенные глаза в таком неожиданном сочетании: один коричневый, а другой зеленый, и это так удивляло всегда, и так к ней шло, придавало ей какое-то особенное очарование и красоту. Мягкие линии овала лица, щек, энергичного подбородка, плечи, руки, шея - все были в ней в чудесном согласии, и легкая девичья походка, мягкий бархатный голос, в котором чувствовались звуки простой естественной природы, даже когда она к концу разговора скажет несколько слов почти шепотом - и это как-то у нее было от самого сердца. Вместе с ней я преподавал в Институте. Она меня старше была лет на 15.Я помню, как мы целый день иногда с ней бегали по городу перед новой постановкой натюрмортов и обнаженной модели, часами выбирая в цветочных магазинах цветы, покупали ткани, кухонные вещи, посуду, ходили в комиссионные и другие магазины и потом все это везли в институт. Мы с увлечением все это делали, ставили до тех пор, пока сами не приходили в восторг. Ее поразительно точный глаз, безупречный вкус, смелость в решении всегда глубоко волновали, и это отражалось, прежде всего, в ее произведениях.Это было ее свойство естественное и органичное. Я сегодня записал лишь несколько строк, а мне хочется написать о ней очень, очень много.