С Мартиросом Сергеевичем Сарьяном я был знаком давно, а его работы знал еще раньше: в 1914 году они уже были в Третьяковской галерее. Я учился в то время в Строгановском художественном училище. Уже тогда на меня его работы произвели впечатление. Случилось так, что мне с Мартиросом Сергеевичем одно время - 1936-1937 годы - приходилось встречаться часто, даже каждый день, с утра до вечера.
Для Советского павильона на Всемирной выставке в Париже выполнялись три панно одинакового размера (длина каждого была 16 метров, высота 4-5 метра). Одно из них писал Сарьян, второе Вильямс, и третье - я. Нам дали помещение в Московском Государственном Университете на 3-х галереях. Эскизы были уже утверждены, и мы приступили к грунтовке огромных холстов. Панно Сарьяна было посвящено народному творчеству, Вильямса - народным танцам, мое - авиации.
В первые дни было очень трудно работать. Громадный холст на близком расстоянии охватить глазом нельзя, а отойти по прямой тоже нельзя, так как все три площадки были очень узкие, и каждому, чтобы посмотреть, приходилось проходить через соседнюю площадку и выходить на противоположную сторону, что сильно затрудняло работу. В первые дни все очень много «отбегали», чтобы посмотреть холст на расстоянии. Меня это очень раздражало, я нервничал, и мне трудно было сосредоточенно работать. К тому же с противоположной стороны студенты толпами наблюдали за нами, и это тоже мешало. Но спустя несколько дней все углубились в работу, и она потекла нормально и никому не нужно было уже видеть и проверять с расстояния свою картину. Я тоже почувствовал всю композицию с большими фигурами сразу, и искажение от близкого расстояния не мешало. Я их не учитывал; мой глаз, если так можно сказать, «пристрелялся». Иногда мы отходили, конечно, но редко, а иногда и советовались друг с другом, устраивали перерывы - поговорим и опять за работу.
Мне сразу очень понравился Мартирос Сергеевич. С Вильямсом мы были товарищами, одного поколения и из одной в прошлом организации ОСТ, а Сарьяна знали мало, он был намного старше. Мартирос Сергеевич начал писать свой холст – многофигурную композицию – сверху, с неба и высоких гор, и постепенно спускался вниз к фигурам и земле. И тогда он сказал нам, что несколько перехватил верх по силе цвета. Мартирос Сегеевич хотел взять, очевидно, предельно сильно и контрастно. Постепенно он весь огромный холст по всем направлениям поставил с великим мастерством. Я наблюдал его за работой и очень удивлялся, как он с поразительной точностью решал очень трудные места и все, что Сарьян создавал, он абсолютно чувствовал.
У Мартироса Сергеевича приятный мягкий душевный голос, располагающая улыбка. Он очень доброжелательно относился к Вильямсу и ко мне. Дружески тепло давал советы, к которым мы относились с исключительным вниманием. Он писал быстро и решительно; поглядывая на свой эскиз, он позволял себе свободно развивать его, чувствуя все в другом масштабе.
Я восхищался его панно, и мне интересно было, как он поведет всю композицию дальше, потому что он брал местами так сильно, что казалось, отрезал себе дорогу к дальнейшей работе. Но нет, какой-то неожиданный ход – и опять у него стояло все на месте, можно идти вперед. Ему помогали два художника - Миллер и в дальнейшем погибший на войне Давидович. Оба - живописцы по своей природе, иначе они не могли бы работать с М.С. Сарьяном.
И вот его великолепная работа приближается к концу. И тут его постигает, можно сказать, непредвиденная катастрофа. При ответственном просмотре изменилась тема, и это ударом грома обрушилось на холст Сарьяна.
С решением его композиции положение было ужасающим. Надо было выходить из положения. Но как? Сроки сдачи приближались. А изменение основ в данной теме вело фактически к полной перестройке всего панно. Мы очень переживали за Сарьяна, так как это действительно ставило его в безвыходное положение. Он очень был огорчен, заболел и некоторое время не приходил. До своего прихода он прислал эскиз, новый вариант. Когда я его увидел, я был поражен находчивостью, изобретательностью и, главное, конечно, талантом – найти безусловного самый лучший выход. Мы говорили, что так может только большой художник. И, придя через несколько дней, Сарьян набросился на гигантский холст и сильными ударами, размахивая большими кистями, победил его.
