Когда я учился до революции в Строгановском удилище, в Третьяковской галерее уже были картины Павла Кузнецова, которые я тогда очень хорошо воспринял. Недавно я видел эти картины на его персональной выставке, вновь с увлечением рассматривал и вспоминал первое впечатление от этой прекрасной живописи, светлой, прочувствованной, близкой природе, и вместе с тем передающей голос художника, биение его сердца.
С Павлом Варфоломеевичем я познакомился еще в 1919 г., но ближе мы узнали друг друга в середине 20 – х, а затем уже часто и много встречались на собраниях, на выставках, в правлении МОСХа, в комиссиях и жюри. В последние годы также постоянно продолжались наши встречи и разговоры об искусстве. Недавно я был у него в Карманицком переулке, там, где когда-то встречал М.С.Сарьяна (он там раньше жил) и А.Т.Матвеева. Это большие друзья Павла Кузнецова. В конце двадцатых годов он познакомил меня с третьим своим другом К.С. Петровым-Водкиным.
Совсем недавно мы встретились у Бехтеевых. Павел Варфмоломеевич был там вместе со своей женой Еленой Михайловной Бебутовой. Там были и Сарра Дмитриевна Лебедева, и я с женой Леони. Несмотря на солидный возраст, Павел Варфоломеевич сохранил поразительную свежесть; на протяжении всего вечера он был оживленным, бодрым, веселым и совсем молодым, жизнерадостным, внимательным, наблюдательным. С ним очень интересно говорить о живописи, все в искусство он близко принимает к сердцу. Он был признан как крупный художник уже до революции; из прошлого он перешагнул через десятки лет. У него были разные периоды и разные настроения - были и хорошие, были и нелегкие для него, но он все перенес и остался самим собой - с юношеской страстью и интересом ко всему окружающему в жизни, живым и веселым, всегда оптимистом, художником с легкой артистической рукой. Его картины вы уже издали узнаете - это Павел Кузнецов, это его зеленовато-голубой светлый тон, его солнечный мягкий сияющий колорит. Кажется, он с ним родился. Радостные, полные утренней свежести картины. О них можно сказать - симфоническая живопись, а о нем самом - гармоничная душа, чистая, кристальная.
В 1966 году на моей выставке в Доме художника на Кузнецком мосту мне было интересно поговорить с Павлом Варфоломеевичем о моих работах за 40 лет (в экспозиции было больше 200 работ). Мы с ним вместе обошли выставку. Он горячо воспринял её и затем выступил на обсуждении.
Я никогда не забуду, как мы вместе с ним работали в экспозиционной комиссии юбилейной выставки "Художники РСФСР за 15 лет" в Русском музее в Ленинграде в 1932 году. Когда повесили на стену его картины, они зазвучали так необыкновенно, что мы все его сердечно поздравили. Помню, Грабарь и Сергей Герасимов тогда сказали: «Вот это живописец, дай Боже!» От соседства с ним многие картины противоположных ему художников показались черными и фотографичными; на них просто невозможно было смотреть. Не могли спасти ни ответственные темы, ни литературщина, которыми так часто перенасыщают свои работы художники ремесленного толка, вместо живого чувства окружающей нас жизни, они занимаются этим чисто спекулятивно. Павла Кузнецова отвергли, наклеив ярлык формалиста. Не случайно Кацман в своем письме, которое было напечатано, жалуется, что на выставке к ЗО-летию МОСХа повесили много картин формалистов, в первую очередь, он назвал П.Кузнецова.
Павел Кузнецов был профессором художественного института, где вел монументальное отделение, бесспорно, он очень много мог дать в этом направлении. Студенты его очень любили. Он был искренним, простым, доброжелательным, внимательным к людям, всегда в приподнятом настроении. А.В. Луначарский именно Павлу Кузнецову устроил выставку в Париже, где к нему сразу отнеслись с большим интересом, а работы его имели успех.