Это было в тридцатых годах. Я был у Игоря Эммануиловича Грабаря в мастерской. Он тогда показал мне серию портретов ученых, взятых крупно, несколько больше натуральной величины. Игорь Эммануилович говорил, что это соответствует его точке зрения, что в наше время выдающихся людей и общественных деятелей надо писать для больших помещений, для музеев, а не как раньше - для камерной обстановки. Он показал много портретов и сказал, что все это написал за год. Помню, я развел руками - как много! Я знаю, как сложно писать портреты, и как много уходит дополнительно времени на то, чтобы состоялись сеансы.
«Да, это верно, - ответил он, - всегда связано с большой потерей времени, но многое зависит, как распределить свое время и как твердо выдерживаешь этот порядок». Я тогда у него спросил, как строится его рабочий день. Он ответил, что работает над книгой о И.Е.Репине и пишет ее по утрам, начиная очень рано, 3-4 часа каждый день. Потом делает небольшой перерыв и приступает к живописи, как раз к этим портретам. Проработав несколько часов, он переходит к другим занятиям. «Я всегда как-то укладываюсь во времени. Его вообще мало», - сказал Грабарь.
Я вспомнил Игоря Эммануиловича в Ленинграде, когда мы работали в экспозиционной комиссии по организации выставки к 15-летию Советской власти. Мы, члены этой комиссии, жили в гостинице «Астория» и иногда утром заходили к Игорю Эммануиловичу, который был председателем Комиссии, и завтракали у него. И за столом, во время импровизированного совещания, он успевал всем налить кофе, предложить что-то еще, словом, быть самым гостеприимным хозяином. Организованность его была видна и здесь тоже. Также было и за обедом - он всегда дирижировал. В 11 часов вечера Игорь Эммануилович говорил «покойной ночи», и никаких дел, никаких разговоров быть не может. Конечно, нет общих правил. Игорь Эммануилович был единственным в своем роде.
После войны я живу на В.Масловке, и моя мастерская находится в доме №5. В этом же доме на втором этаже была мастерская Грабаря. Каждый день он по утрам делал прогулку вокруг стадиона Динамо. Как-то я его встретил на этом пути, поздоровался и пошел дальше. Но он меня остановил: «Давайте здесь посидим, на этой скамейке». Скамейка была за изгородью у деревянного дома за углом, и с улицы ее не было видно. Ему,как видно, хотелось о чем-то мне рассказать. Да и мне всегда очень интересно было с ним поговорить. Это было вскоре после его статьи, которая вызвала большой шум и ответную статью с нападками на него Соколова-Скаля. Он мне тогда подтвердил, что статья, которую он написал, им глубоко продумана, и он очень твердо будет держаться тех же взглядов. Он мне сказал: «Я не мог назвать некоторые фамилии художников, которых я очень ценю, они у меня были в статье, но мне пришлось( не по моему желанию) их снять, и в первую очередь это касается замечательного скульптора Матвеева».
Несколько позже мы - скульптор Фрах-Хар и я - встретились с Игорем Эммануиловичем, и он опять нам повторил это.
Я также помню, как позже, на съезде художников в Кремле,я беседовал с коллегами, а он подошел к нам ( рядом со мной стоял скульптор Королев) и сказал мне: «Я Вас всегда считал очень талантливым художником, но вам не давали работать. Я вас всегда защищал, но можете себе представить, мне самому попадало и со мной не считались».